Неточные совпадения
Левин встречал
в журналах статьи, о которых шла речь, и читал их, интересуясь ими, как развитием знакомых ему, как естественнику по
университету, основ естествознания, но никогда не сближал этих научных выводов о происхождении человека как животного, о рефлексах, о биологии и социологии, с теми вопросами о значении жизни и смерти для себя самого, которые
в последнее время чаще и чаще
приходили ему на ум.
—
Прислала мне Тося парня, студент одесского
университета, юрист, исключен с третьего курса за невзнос платы. Работал
в порту грузчиком, купорил бутылки на пивном заводе, рыбу ловил под Очаковом. Умница, весельчак. Я его секретарем своим сделал.
Я написал кому следует, через кого следует
в Петербург, чтобы меня окончательно оставили
в покое, денег на содержание мое больше не
присылали и, если возможно, чтоб забыли меня вовсе (то есть, разумеется,
в случае, если меня сколько-нибудь помнили), и, наконец, что
в университет я «ни за что» не поступлю.
Но, несмотря на это, опальный
университет рос влиянием,
в него как
в общий резервуар вливались юные силы России со всех сторон, из всех слоев;
в его залах они очищались от предрассудков, захваченных у домашнего очага,
приходили к одному уровню, братались между собой и снова разливались во все стороны России, во все слои ее.
Папа особенно весел с тех пор, как Володя поступил
в университет, и чаще обыкновенного
приходит обедать к бабушке.
Все тяжелые, мучительные для самолюбия минуты
в жизни одна за другой
приходили мне
в голову; я старался обвинить кого-нибудь
в своем несчастии: думал, что кто-нибудь все это сделал нарочно, придумывал против себя целую интригу, роптал на профессоров, на товарищей, на Володю, на Дмитрия, на папа, за то, что он меня отдал
в университет; роптал на провидение, за то, что оно допустило меня дожить до такого позора.
Так как пароход должен был
прийти только на следующий день, то мы и решились посвятить предстоящий вечер выполнению той части нашей программы,
в которой говорится о составлении подложных векселей. Очищенный без труда написал задним числом на свое имя десять векселей, каждый
в двадцать пять тысяч рублей, от имени временной с. — петербургской 2-й гильдии купчихи из дворяин Матрены Ивановны Очищенной. Один из этих векселей почтенный старичок тут же пожертвовал на заравшанский
университет.
И время шло, и два выбора прошли, и
пришло время везти Володю
в университет.
Так, он, например,
в тот год как я был
в университете,
в Светлый праздник
прислал матери самый странный подарок: это был запечатанный конверт,
в котором оказался билет на могильное место на монастырском кладбище.
Все эти люди, и молодежь и пожилые, бородатые и волосатые, были с чрезвычайно серьезными лицами, будто они
пришли не
в летний театр развлекаться и веселиться, как публика у фонтана, а явились, по крайней мере,
в университет слушать любимого профессора.
Накануне дня, назначенного к отъезду,
пришел я проститься
в последний раз с
университетом и товарищами.
‹…› Когда по окончании экзамена я вышел на площадку лестницы старого
университета, мне и
в голову не
пришло торжествовать какой-нибудь выходкой радостную минуту. Странное дело! я остановился спиною к дверям коридора и почувствовал, что связь моя с обычным прошлым расторгнута и что, сходя по ступеням крыльца, я от известного иду к неизвестному.
Но на деле вышло далеко не то: списки, отчеты с своею сухою формалистикой, требующие тем не менее настойчивого внимания, не возбуждали
в нем никакой симпатии, и совет
университета вскорости
пришел к убеждению
в совершенной неспособности Григорьева исполнять должность секретаря правления.
В то самое время, как «Морской сборник» поднял вопрос о воспитании и Пирогов произнес великие слова: «Нужно воспитать человека!», —
в то время, как
университеты настежь распахнули двери свои для жаждущих истины,
в то время, как умственное движение
в литературе, преследуя титаническую работу человеческой мысли
в Европе, содействовало развитию здравых понятий и разрешению общественных вопросов: —
в это самое время сеть железных дорог готовилась уже покрыть Россию во всех направлениях и начать новую эру
в истории ее путей сообщения; свободная торговля получила могущественное развитие с понижением тарифа; потянулась к нам вереница купеческих кораблей и обозов; встрепенулись и зашумели наши фабрики;
пришли в обращение капиталы; тучные нивы и благословенная почва нашей родины нашли лучший сбыт своим богатым произведениям.
В самых последних числах июня, когда наши экзамены
приходили к окончанию, воротился я из
университета на свою квартиру и по какому-то странному побуждению, еще не пообедав, взял рампетку и, несмотря на палящий зной, пошел
в овраги, находившиеся неподалеку от моего флигеля.
Вдруг
пришел мне
в голову Тимьянский: ему не к кому, некуда было ехать, и он оставался вакацию
в университете, как и многие другие.
Да, школу построил из старого заводского камня, рублей за восемьсот, и «многая лета» пели ему на освящении школы, а вот, небось, пая своего не отдаст, и, небось,
в голову ему не
приходит, что мужики такие же люди, как он, и что их тоже нужно учить
в университетах, а не только
в этих жалких заводских школах.
Наша врачебная наука
в теперешнем ее состоянии очень совершенна; мы многого не знаем и не понимаем, во многом принуждены блуждать ощупью. А дело приходится иметь со здоровьем и жизнью человека… Уж на последних курсах
университета мне понемногу стало выясняться, на какой тяжелый, скользкий и опасный путь обрекает нас несовершенство нашей науки. Однажды наш профессор-гинеколог
пришел в аудиторию хмурый и расстроенный.
Но тут подвертывался Свитка с каким-нибудь делом, с какими-нибудь наставлениями и инструкциями касательно будущих действий
в Варшаве, то надо было брать из
университета бумаги, писать прошение об определении
в военную службу и отвозить все это к Бейгушу, то вдруг Свитка тащил его за чем-нибудь к Лесницкому или на «литературный вечер»,
в «кружок» Офицерской улицы, то вдруг графиня Цезарина
присылала сказать, что нынче она ждет к себе Хвалынцева обедать, и вот таким образом, глядишь, день и промелькнул, а к Стрешневым все-таки не съезжено.
Вскоре был напечатан приказ и о том, что трое офицеров гвардейского саперного баталиона предаются военному суду за содействие, против порядка службы, к уничтожению бумаг, имевшихся при бывшем студенте Петербургского
университета Яковлеве, во время его арестования, 10-го мая, когда означенный Яковлев,
придя в казармы лейб-гвардии саперного баталиона, старался возмутить нижних чинов оного.
25-го числа,
в понедельник утром,
придя по обыкновению на лекции, Хвалынцев был остановлен перед запертою дверью
университета, около которой стояла все более и более прибывавшая кучка молодежи.
Он был тогда
в шестом классе и собирался
в университет через полтора года. Отцу его, Ивану Прокофьичу, приходилось уж больно жутко от односельчан. Пошли на него наветы и форменные доносы, из-за которых он, два года спустя, угодил на поселение. Дела тоже
приходили в расстройство. Маленькое спичечное заведение отца еле — еле держалось. Надо было искать уроков. От платы он был давно освобожден, как хороший ученик, ни
в чем еще не попадавшийся.
Да и вообще
в то время нигде, ни
в каком
университете, где я побывал — ни
в Казани, ни
в Дерпте, ни
в Петербурге — не водилось почти того, что теперь стало неизбежной принадлежностью студенческого быта, жизни на благотворительные сборы. Нам и
в голову не
приходило, что мы потому только, что мы учимся, имеем как бы какое-то право требовать от общества материальной поддержки.
Последний, четвертый, год студенческой моей жизни
в Петербурге помнится мною как-то смутно. Совсем стало тихо и мертво. Почти все живое и свежее было выброшено из
университета. Кажется мне, я больше стал заниматься наукою. Стихи писать совсем перестал, но много писал повестей и рассказов, посылал их
в журналы, но неизменно получал отказы.
Приходил в отчаяние, говорил себе: «Больше писать не буду!» Однако проходил месяц-другой, отчаяние улегалось, и я опять начинал писать.
Книжка рассказывает, что все немецкие
университеты прислали профессору, отыскавшему династию Тригопордов, адресы,
в которых слагали ученому панегирики, а одна академия сообщила ему патент на звание ее члена.